Глава 4
За те два дня, что она жила в этом таинственном месте с хозяином они серьезно так и не говорили. Он был вежлив, предупредителен, но по всему чувствовалось, что он избегает ее. Нервозная атмосфера угнетала. Ни на один из вопросов не было ответа. Эрик без необходимости в ее комнате не появлялся. Девушка терялась от неизвестности. Она не знала ни где находится, ни чего ей не было известно о таинственном сожителе. Мари решилась вызвать того на разговор.
Как только Призрак появился, чтобы обработать раны на спине, которые, к чести врача, хорошо затягивались.
-Мсье, я думаю, что достаточно окрепла, чтобы не лежать здесь сутками.- произнесла девушка.
-Хорошо, мадемуазель, я перенесу Вас в гостиную на софу, там сможете читать.
Гостья поплотнее запахнула атласный халат, который дал ей хозяин. Мужчина легко поднял ее на руки, поврежденная нога девушки нуждалась в покое. От его прикосновений у Мари побежали мурашки, снова вспомнился сон про Ангела.
Бережно неся свою подопечную в другую комнату, Эрик отдавался ощущениям. ЕЕ руки обнимали его, тепло ЕЕ тела он ощущал. Нет, это не Кристина, это незнакомка, притягивающая его своей неизведанной силой. Он опустил ее на небольшой диванчик напротив камина, подложил подушку под забинтованную ногу, на маленький столик выложил пару книг, собираясь тут же удалиться.
-Эрик,- тихо произнесла Мари, -останьтесь, прошу Вас. Нам необходимо поговорить.
Мужчина подошел к камину, усмехнувшись, сказал:
-Говорите, я Вас слушаю.
Девушка понимала, что этот человек не склонен вести разговоров, о себе в первую очередь.
Но начинать было надо, она решила начать издалека.
-Это, конечно, не то, что я хотела бы у Вас спросить. Но…-смело посмотрев в лицо Призраку. -Вы любите музыку?
В глазах собеседника отразилось страдание, смешанное с восхищением. О, да он любил музыку. Но Она ушла, ушла вместе с ней и музыка. Тем, не менее Эрик ответил Мари. Оба, будучи людьми творческими, неожиданно для них самих увлеклись разговором. Девушка прекрасно разбиралась в музыке, хотя в большей степени религиозной, не боялась не соглашаться. Беседуя вновь с человеком неравнодушным к прекрасному, одинокий маэстро забылся, у него появилось впервые за много месяцев после ухода его неверной ученицы желание писать, оживлять звуками органа подземный дом.
Часы пробили шесть часов. Оторвав взгляд друг от друга, мужчина и женщина испытали неловкость, ведь такого чувства понимания они давно не испытывали, а тут почти не зная ничего друг о друге…
Эрик, чтобы скрыть охватившее его волнение, спешно вышел на кухню, сказав не менее оживленной, чем он сам гостье, что им нужно поужинать.
Он знал теперь точно, девушка эта не из простой семьи, она образована, эрудированна. Призрак не хотел сравнивать Мари и Кристину, но это невольно приходило на ум - Кристина, проведшая всю жизнь в мире музыки и театра, знала в этой сфере гораздо меньше его новой знакомой.
А Мари поняла, что мсье Эрик тесно связан с искусством. Композитор? Она разглядела за маской холодности яркую, эмоциональную личность.
На следующий день они особо не говорили. Эрик перенес ее в гостиную, но не ушел, а сел в соседнее кресло. Они взяли книги, но не смогли прочитать и пары глав, бессознательно скользя по строчкам, часто тайно поглядывая друг на друга. А когда случайно встречались взглядом, смущенно отворачивались к книге. Мари, привыкшая говорить от сердца, не выдержав этой необычной игры, весело сказала;
-Мы с вами точно влюбленные школьники!
Судя по выражению лица Призрака, она подумала, что озвучивать свою мысль не стоило.
Притворяться читающей было глупо. Девушка, желая сгладить неловкость, взяла папку с бумагой со столика, спешно стала водить угольным карандашом по листу. Все еще пылали щеки. Увлеченная мыслями, она не замечала, что чертит не бессвязные линии…Осмысленно взглянув на рисунок, Мари вздрогнула, выронила листок, сильно побледнела. Эрик, видя, что его гостье нехорошо, поспешил унести ее отдыхать.
Поздно вечером, сидя у огня, он заметил под диванчиком нечто белое. Поднял - там был нарисован быстрыми, четкими штрихами мужчина в белой полумаске. Побледнев, Призрак судорожно скомкал бумагу, швырнул в камин. В оцепенении, Эрик смотрел, как пламя медленно пожирает ненавистные черты лица.
Глава 5
Молодая женщина в кокетливой шляпке на каштановых локонах и высокий худощавый мужчина в черном не спеша шли по темной улице. По всему было видно, что они влюблены, наслаждаются обществом друг друга. Вот девушка обернулась, и Мари открылась страшная правда-это не она идет с таинственным спутником, а другая… Не к ней, одинокой художнице, обращены пылкие взгляды, нежные слова. Мари побежала за парой, но они растворились в ночном сумраке. «Эрик, Эрик!» - в отчаянии прокричала девушка.
Он заснул в кресле, устав от тщетных попыток понять , что таит в себе сердце некой особы, так волнующей его. Сквозь сон, он услышал, как Мари закричала. Она звала его. Эрик вскочил, ворвался в ее комнату, резко распахнув дверь. Нет, с виду ничего не случилось, но подойдя ближе, увидел слезы на щеках девушки, она металась в бреду, с болью шептала его имя. Мужчина подошел к кровати, дрожащей рукой утер слезы с ее белой кожи, откинул со лба тяжелые кудри.
Призрак опустился на мягкий ковер, взял холодную руку спящей, несмело прикоснулся губами к ней. «Все хорошо. Я рядом. Рядом»,- тихо произнес он.
Мари, очнувшись от тяжелого забытья, первое что увидела, было обеспокоенное лицо Эрика, склонившееся над ней.
-Доброе утро, Вам лучше? - быстро проговорил мужчина.
-Я, кажется, плакала … Это просто дурное сновидение.- робко ответила девушка. Неужели она звала во сне этого человека?
-Да, наверное.- сказал он и начал осмотр. От ударов кнутом остались красноватые полосы на очень светлой коже спины, плеч. Синяки на запястьях уже почти исчезли. Отек с голеностопа спал. Нужно было разрабатывать мышцы и связки. Можно начинать вставать, понемногу увеличивая нагрузку на поврежденную ногу.
Позавтракав, Мари и Эрик решили начать занятия. Девушка переоделась в свои старенькие штанишки и сорочку Эрика, забавно по-пиратски подвязав ее шелковым шарфом. Такая одежда была привычна ей, чем длинный халат. Хоть она и страшилась новой боли, но смело решила попытаться вновь подняться. Села на край кровати, ее «доктор» был рядом, готовый оказать помощь, собравшись с силами, опустила обе ноги на пол, закусив губу, встала рывком. Резкая боль. Призрак успел подхватить девушку, чуть не потерявшую сознание. Тяжело дыша, они стояли, обняв друг друга. Оба были взволнованы. Мари попросила разрешение повторить. Нерешительно Эрик отнял руки. Зажмурившись, девушка продолжала стоять. Она преодолела себя. Поняв, что опирается на обе ноги, радостно рассмеялась. Мужчина, счастливо улыбаясь, подхватил смелую особу на руки.
-Мари, расскажите о себе.- нарушая тишину уютной гостиной, произнес Призрак.
Та в ответ на эти слова, изменилась в лице. Лихорадочный румянец проступил на впалых щеках. На лице застыла гримаса боли.- Вы хотите знать обо мне все? -севшим голосом сказала девушка. От веселости не осталось и следа.
-Да.- твердо сказал мужчина.
-Вы узнаете обо мне все. Я …мне…-дрожащим голосом проговорила она и начала свою историю.- Я родилась вблизи Эссона. Мой отец не имел титулов, но мать была баронессой. Некоторое время меня воспитывала тетка. Она женщина неплохая, но с сословными предрассудками. Говорила, что мой отец вовсе не отец мне. И я…я поверила ей .Мне всегда казалось странным, что такая блистательная рассудительная женщина, как моя мать вышла за художника-недоучку, который рисовать хорошо умел только ее. Так вот, родственники от нее отвернулись, все кроме ее сестры. Лишенная светских развлечений она будто в заточении жила в нашем поместье. Любовь к Жаку,(так я называла отца) больше ее не грела. А он увядал- видя крах своей музы, он больше не рисовал, а мне, хотя я просила, отказался дать уроки. Атмосфера дома угнетала меня, я, переодевшись в мальчишеский наряд, убегала играть в поля или читать в рощу. Там же втайне от всех пробовала из бессмысленных штришочков передавать все, что вижу, чем восхищаюсь. Подружилась с одним мальчишкой, Люмьером. Он был из соседнего городка, сын аптекаря. Мне было интересно с ним, он был старше меня на четыре года, тоже любил рисовать. Мы много говорили о прочитанных книгах, что-то давал мне он, что-то приносила я из забытой родителями библиотеки.
За неимением больших средств на обучение, меня в десять лет отправили в закрытый пансион. Я была ближе к Люмьеру, но и за оградой монастырских стен. Учеба нравилась, но разлука с другом была слишком болезненна, он не знал где я. По родителям я не скучала.
И вот я решилась. Ночью перелезла через стену, меня считали лучшей ученицей, по этому никто ничего не заподозрил. И сделала возмутительную для воспитанной барышни вещь -пришла к нему в комнату, он окон своей комнаты не закрывал. Он открыв глаза, очень удивился. Оказалось, что все это время Люмьер считал, что я не хочу дружбы с ним. Когда я все рассказала, мой лучший и, впрочем, единственный друг был счастлив. Начало светать, он проводил меня до монастыря, помог забраться на стену. Договорились встретиться через две ночи. Я была сонная на уроках, получила, впервые, за невнимание розгой по рукам. Но что мне было до этого, ведь я знала, что послезавтра снова увижу дорогого мне человека.
Шли дни. Наши тайные встречи оставались незамеченными. Но, похоже, за мной следили другие ученицы. Завидовали. Нас поймали у стены, я только спустилась - он держал меня в объятиях, наши лица раскраснелись. Мои преподавательницы, конечно, углядели в этом дурное и низкое. Нас это оскорбило, ведь мы не имели и и мыслей о подобном.
Они решили ,что юноша оказал непристойные знаки внимания, а я, как примерная воспитанница, просто наивна и верю в сказки про принцев. Наказание было таково: его высекли на моих глазах. Но все было тайно, до его отца дошли лишь искаженные слухи. Теперь не могло быть и речи о встречах. Оставались только письма…
Два года мы переписывались, у нас был тайник под решеткой сада. Я нарисовала себе его портрет, пыталась добиться сходства, наконец, получилось. Я больше всего на свете хотела взглянуть в его медовые глаза, ощутить его надежную руку в своей руку, просто услышать голос, смех…
Мне пришло печальное известие – моя мать скончалась. В спешке уехала домой. Смотреть на Жака было страшно. Нет. боль утраты не искажала его черт - он просто апатично сидел в кабинете, перебирая пожелтевшие портреты его счастливой, сияющей невесты…
Тем временем, в пансионе нашли письма Люмьера. Был скандал, но я ведь могла его предотвратить! Как же ужасно, когда все твои мысли становятся достоянием сплетников, все фразы, обращая в пошлые намеки! Мой друг не мог находиться в городке, жить с теми, кто смеется над тобой. Сердце его отца не вынесло позора. У Люмьера не осталось никого. Два месяца я не слышала о нем ничего, отец не пускал меня в город.
Он пришел ко мне ночью. Высокий, крепкий юноша. Я сначала не узнала его. Взгляд старого друга изменился -в нем больше не было мечтательности, только решимость идти до конца. Я бросилась к нему на шею, не могла сдержать радостных слез - он был моим лучом света в сумрачной тишине ждавшей меня жизни. Сначала робко Люмьер обнял меня, но потом не сдерживая чувств, закружил меня по комнате. Мы говорили, говорили, я стирала одинокие слезинки с его щек, а он шептал, целуя мои волосы: «Ты прекрасна. Как ты прекрасна».Знал бы он, что тогда, прикасался к моим тяжелым, длинным локонам в последний раз.
Стало светать. Он резко встал, с каким-то отчаянным, непонятным волнением сказал мне, что он уезжает в Париж. Я только вновь обрела его, и снова должна с ним проститься? Тогда он предложил убежать вместе. Заметив мою нерешительность, он сухо попрощался и сказал, что следующей ночью будет ждать меня в роще. Если я не приду - он сделает это один, чего бы ему это не стоило.
После его ухода я предалась раздумьям. Ч то ждало меня здесь? Сытая, размеренная жизнь, угасающее поместье, брак по расчету, тяжелые воспоминания,…Что оставляю я? Умирающего мужчину, зовущегося моим отцом, язвительную тетку…Что обрету я там, куда зовет меня самый дорогой мне человек? Свободу, дружбу, возможность рисовать, отец считал, что это занятие приносит лишь разочарование…Только утрачу безопасность и положение в обществе…всего нужно добиваться самой. Я сделала выбор.
Нужно было приготовиться. Первым делом - мальчишечий наряд ,переделала бриджи, тайно взяла сорочку отца. Деньги…это составляло проблему. Я собрала свои немногочисленные драгоценности: две пары сережек и три кольца. Собрала в дорожную сумку еды. Из-за угрюмого оцепенения, в котором был дом, моих предприятий никто не заметил. Так прошел день. Вечерело. Я вежливо пожелала спокойного сна Жаку, но тот, как на зло, не махнул рукой, а решил поговорить со мной о матери. Часы пробили десять, я вскочила, пробормотала о трудном дне и убежала в свою комнату. С грустью взмахнула ножницами - толстая коса упала на пол. Сунула между подушками прощальное письмо для родственников. В спешке переоделась, накинула плащ, глянула с удивлением в зеркало - точно мальчишка. Одиннадцать. С тяжелым свертком вещей и провизией было нелегко тихо выбраться из дома. Наконец, я на лугу, вне поля зрения. Тут я, что было сил, понеслась я к месту встречи. Я боялась не успеть. Когда я пришла к дубу, там никого не было. Я опоздала. Я глухо зарыдала. Теперь нет надежды - мой тоскливый удел уже тянул ко мне липкие руки. Не знаю, сколько я пролежала в забытьи, но чьи-то теплые объятия сжали мои плечи. Люмьер уже ушел было, но привязанность заставила его вернуться.
В Париже он добыл рекомендательные письма к одному художнику в Риме для себя и младшего братишки, то есть меня. Прибыли в Италию. Старый художник, член комитета Академии взялся нас готовить к поступлению -наши способности пришлись по душе. Он помогал талантливым ребятам. О том, что я не девушка никто не догадывался. Люмьер работал, нужны были средства на холсты, бумагу, краски…Не было во всем мире человека более ответственного, увлеченного и понимающего. Мы страстно любили живопись, не было ничего важнее искусства, сплочающего и разъединяющего нас одновременно.
Прошло три года, мне 15.С этого времени что-то изменилось, окрыленная успехами я фанатично осваивала технику. Мне стало понятно - ради этого я готова на все. В отношениях с «братом» тоже начались изменения, порой я видела в нем соперника, а он часто смотрел на меня очень странно, я отворачивалась, краснея. Сеньор Фелличи смог выхлопотать место в Академии Искусств, но только одно. Пришло время испытания наших с Люмьером чувств. У меня было два абсолютно противоположных желания: учиться живописи и сохранить дружбу. Я предпочла первое. И потеряла друга - ведь у нас был обет от том, что или вместе или ни один. Он не возразил ничего, но больше не показывал теплых чувств. Я предпочла ему карьеру. Я, девушка, а не талантливый, деятельный молодой мужчина, как он. Мне было больно это видеть, но за занятиями проходило почти все свободное время. Я была одним из самых юных студентов, но и самым трудолюбивым.
Я старательно выполняла указания педагогов, постигая мастерство, осваивая жанры. Уже тогда мне хотелось творить на иные темы, чем религия, мифы, галантные отношения. Хотелось отразить внутреннюю суть, сказку, затаившуюся в каждом из нас, ее пробуждение и угасание. Я пробовала писать то, что хочу, но это назвали сумасбродным, отказались помогать в этом новом жанре.
На лекции рисунка к нам присоединился новый ученик – Люмьер .Я не видела его полгода, но он очень изменился, взгляд был жесток, но когда смотрел на меня , то выражение глаз становилось печальным. Мы больше не говорили с нашей молчаливой ссоры. Думаю, мы хотели бы снова стать друзьями, но…но забыть моего предательства было нельзя.
Как же сложно было скрывать то, что я не юноша. Черты мои менялись и не имелось больше защиты дорогого «брата».Мне завидовали все сильнее, недруги стали следить за мной. Как-то на улице меня окружила группа парней. Я должна была драться. Одна. Против всех. Но Люмьер оказался рядом. Двое, худенький юнец и мужчина, против четырех. Когда мы стояли рядом в минуту опасности, будто прошли месяцы обиды, мы были едины.
Появление стражи, хоть и избавило нас от грязной потасовки, но навлекло скандал. Выяснилось, что я – девушка. Люмьера и меня выгнали. Его за то, что покрывал «наглую девицу»Я чувствуя вину перед ним ушла, ведь я не хотела зависеть от человека, который прощал мне все. Я слишком много ему обязана.Я оставила ему серьги матери (я не желала продавать то, что единственный раз в жизни подарила мне она).Взяла только кольцо - его подарок, внутри него была написана фраза на неизвестном языке.
И вот в восемнадцать лет я осталась одна, в чужой стране с десятком картин из Академии, жалкой суммой денег. Нужно ехать в Париж. Продала картины, их быстро купили - они были качественно написаны.Но я и хотела никогда их не видеть: слишком много связано с ними, слишком много вечеров я провела над ними вместе с утраченным другом…
Домой, прибыв во Францию, не поехала, а отправила письмо, что я жива, рисую. Прошло 6 лет с тех пор, когда я сбежала, но чего я добилась? Ни одной картины, неизвестность , одиночество. Сняла комнатку в доме строй вдовы, мадам Дюро. Она любит живопись и деньги. Точнее творчество, приносящее доход. Разрешила мне занять веранду под мастерскую. Я начала вдохновенно творить. Все идеи и замыслы впервые за много лет отобразились на холсте. Я была поглощена этим. Не было времени вспоминать Люмьера, Жака, мать…Я не существовала в реальности, жила только на полотне. Там настоящая я, там мое отражение.
И вот у меня было готово пять произведений. Глубоких, таинственных, сюрреалистичных, сказочных…Я обратилась в арт-агенства, нужно было добиться места в галерее. Когда я приходила, как девушка мне предлагали двусмысленные предложения, а когда как юноша меня не принимали всерьез, один раз обвинили в воровстве. Пара организаторов согласилась взглянуть на мои работы. С каким пренебрежением они осмотрели мой труд, они нашли это безвкусным, бессмысленным. На салон рассчитывать уже было нельзя, а писать на «модные» темы я не хотела.
Выставила две работы в пассаже, этим вызвала волны негодования и художников, и покупателей. Одну все же продала молодому господину. Ему понравилась легкость и пестрота атмосферы лесной чащи, где поют и танцуют ирландские эльфы. После борьбы с непониманием, усталая, я приходила в темный переулок, переулок Надежды, где встретились мы с вами в первый раз. Из пассажа меня выгнали. Оставались только уличные ряды с шумной толпой зевак и жалкой горсткой бездарных художничков, рисующих низкопробные обывательские сценки .Еще в Италии во сне мне снился одинокий скрипач…я так стремилась забыть то время, что вспомнила это видение лишь увидев Вас…Так появился «Ангел Музыки».Я уверена, Эрик, что вы музыкант. Я полюбила это полотно, и озлобление толпы ранило меня в самое сердце. Мадам Дюро, видя мой неуспех, отказалась давать мне жилье, только из милости оставила у себя на хранение мои картины. Я переселилась в проулок Надежды. Мне нужны были деньги, чтоб предотвратить продажу моего творчества меркантильной мадам.
А потом случилось то, о чем вы знаете. Все сгорело, все продано.Я потеряла все…друга…отца…творчество…надежду…А все из-за моего честолюбивого сердца. Эрик, я потеряла себя…разрушила жизнь всем, кого я знала.
По мере повествования Мари становилась все бледнее. Закончив, она не выдержала - впервые за много лет зарыдала. Никто и никогда не видел ее души. Тщетно пыталась она сдержать себя, многолетнее горе и отчаянье прорвалось наружу. Крах ожиданий, тьма одиночества разрывали ее.
Призрак, внимательно слушая девушку, находил все больше похожих моментов в их судьбах. Он понимал ее, почти любил за твердую жажду творить. Желая успокоить безутешную собеседницу, он прижал ее к себе, стал медленно поглаживать напряженную спину. Мари льнула к нему, он дарил ей спокойствие, давал почувствовать свое небезразличное отношение. Она подняла заплаканные глаза, лицо странного человека было очень близко. Это слияние взглядов влекло их навстречу друг другу, губы их всего на мгновение соприкоснулись. Опаленные новым ощущением мужчина и молодая женщина смущенно отвернулись…